«Чистота намерений, чистота мотивации»


Аллен Тагер о Тимуре Новикове (и Ханнелоре Фобо об Аллене Тагере)


Некоторые замечания о книге Аллена Тагера «В будущее возьмут не всех»


стр. 1
page 1
стр. 2
page 2
стр. 3
page 3
стр. 4
page 4
фотографии
Евгения Козлова
полный текст
интервью

Чтобы подкрепить эти тезисы, Тагер вызывает собеседников одного за другим, как свидетелей, и, словно школьный учитель, заранее подсказывает ответы. Так, на странице 159  читаем:

 

«Аллен Тагер: Значит, если Наташа символист, получается, что она имеет прямое отношение к будущему. То есть, другими словами, она – художник будущего? Олег Котельников: Да, именно. Наташа – художник будущего».

 

Не говоря уже о том, что ужасно утомительно в каждом интервью читать риторические вопросы об уникальности Натальи Батищевой, на которые собеседники, естественно, отвечают с большим энтузиазмом, можно констатировать один замечательный парадокс. С одной стороны, в предисловии Аллен Тагер называет Новых художников «наиболее радикальные представители российского авангарда 80-х годов» и старается доказать историческую причастность Натальи Батищевой и самого себя к этой группе, хотя до этого их связь с «Новыми» в литературе не признавалась, а в соответствующей номенклатуре их имена никогда не значились. С другой стороны, Тагер не считает работы Новых художников в целом значимыми для будущего. Все художники, будь то «Новые» или нет, за исключением Натальи Батищевой и Валерия Черкасова остаются, по его мнению, поверхностными. «Кроме Черкасова и Натальи, которые глубоко вошли в мир причин, в современном искусстве все довольствуются только верхним слоем, только вершками» (стр.33).

 

Это противоречие проходит красной нитью через все интервью. Автор дискредитирует Тимура Новикова и как художника, и как личность, но при этом отводит ему почетное место на обложке вместе с Натальей Батищевой. Можно было бы предположить, что хотя бы в самой книге сильно переоцененный, по его мнению, Тимур Новиков представлен скромнее, однако все как раз наоборот: фотографии Тимура Новикова составляют значительную часть иллюстраций. По частоте их превосходят лишь изображения Натальи Батищевой. Подобная непоследовательность в собственных взглядах приводит к концептуальной каше, вызывающей у читателя раздражение. Возможно, такое противоречие объясняется тем, что созданные Тимуром Новиковым работы, по мнению Аллена Тагера, на самом деле являются его заслугой. В своих произведениях того времени сам Тагер символы детских рисунков, правда, не использовал, но как педагог служил катализатором для детского творчества, в то время как роль Тимура Новикова, на его взгляд, ограничивается развитием чужих идей, а не созданием собственных. Тагер и дети составляют единство, Новиков является результатом этого единства, он актер, который лишь изображает созданное другими. В то же время его успех является главным доказательством значения Аллена Тагера. Если принять такой взгляд на вещи, становится понятно то внимание, которое получает Тимур Новиков в книге Аллена Тагера, несмотря на жесткую критику в свой адрес: за Тимуром Новиковым стоит Аллен Тагер, более совершенный Тимур Новиков.

 

Выдвигать аргументы, которые подтверждают реальное положение вещей, - это одно. Примеры, которыми Аллен Тагер иллюстрирует влияние детских рисунков на творческие горизонты Тимура Новикова, нельзя просто проигнорировать. Однако искать подтверждения своим оценочным суждениям – это совершенно другое. Вопрос, снижается ли ценность картин Тимура Новикова оттого, что он не назвал образец, с которого рисовал, стоит обсудить отдельно. Один факт того, что у картин Тимура Новикова были прообразы, которых он не назвал, не является чем-то новым в истории искусства. Но Аллен Тагер связывает эстетическую ценность картин с нравственной чистотой художника, в которой отказывает Тимуру Новикову. Для этого он заходит с другой стороны. Сами картины Тагер никак не может назвать низкопробными, если они действительно полностью идентичны картинам детей, которые он ценит, кроме того, он призывает к детской непосредственности в искусстве. Поэтому он критикует характер Новикова. По такой логике плохой человек не может быть хорошим художником. Чтобы показать недостатки характера Новикова, он пользуется показаниями свидетелей.

 

А если есть свидетели, значит можно свободно возвести Наталью Батищеву и Валерия Черкасова на освободившееся место наиболее значимых художников в русском искусстве восьмидесятых годов. Наталью Батищеву Тагер сам привел в искусство (стр. 34). Таким образом, он послужил толчком и для ее развития. При этом то, что эти двое являются единственными настоящими художниками, он подтверждает словами именно тех, кто, по его мнению, «довольствуется только верхним слоем». По крайней мере, во всей книге нет ни одного высказывания Тагера, ставящего хотя бы одного из художников, у которых он берет интервью, на один уровень с недооцененными и забытыми, по его мнению, Батищевой и Черкасовым:

 

«Такие не оцененные еще сегодня художники, как Валерий Черкасов и Наталья Батищева, покажут миру действительную мощь и глубину российской культуры» (стр. 245).

 

Остальные художники не могут с ними равняться, так как лишь преследуют собственные цели:

 

«И критики, и кураторы, и художники заняты достижением собственных целей, миром конкретного и интеллектуального. Поэтому низший конкретный ум всегда становится непроницаемой стеной между ними и смутно ощущаемым идеалом» (стр. 235).

 

От заявленной в предисловии «радикальности» русского авангарда восьмидесятых не осталось и следа. Можно спросить, насколько правдоподобны для читателя похвалы в адрес Батищевой и Черкасова, если художников, от которых они исходят, автор считает не более чем посредственностями.

 

Зачем Аллену Тагеру Евгений Козлов

 

Разумеется, у Аллена Тагера есть право переосмыслить, а по возможности и переписать историю ленинградских восьмидесятых. Некоторые его аргументы построены лучше, некоторые хуже или вообще неубедительно: в целом, в его логике есть пробелы. На этом можно было бы закончить обсуждение тезисов Тагера.

 

При чтении книги мы с Евгением Козловым задавались другим вопросом. В наши планы отнють не входило поддерживать Аллена Тагера в переоценке восьмидесятых годов в пользу Батищевой, Черкасова и самого Тагера. Нашей целью было представить в текстах и иллюстрациях своеобразие творчества Евгения Козлова среди произведений других Новых художников. Итак, вопрос в следующем: какое отношение данная книга имеет к искусству Евгения Козлова?

 

Откровенно говоря, никакого. Творчество Евгения Козлова никак нельзя назвать творчеством детской непосредственности, которую Аллен Тагер приписывает Новым художникам:

 

«Аллен Тагер: […] Я думаю, что “Новые” хороши именно тем, что во всех их работах виден живой и непосредственный внутренний ребенок. […] Наташа, оставаясь ребенком, пошла туда, куда Черкасов – за завесу» (S. 159).

 

Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что, по замыслу автора, Евгений Козлов нужен ему ровно настолько, чтобы можно было заполнить логические пробелы в аргументации. То есть автор использует искусство Евгения Козлова как аргумент в пользу своих нападок на Тимура Новикова и как подтверждение своего собственного значения для Новых художников.

 

Принимая во внимание то уничтожающее суждение, которое Аллен Тагер высказывает обо всех художниках и критиках за исключением себя, Батищевой и Черкасова, суждение, основанное на упреке в том, что все остальные преследуют только личные, эгоистические цели, я взяла на себя труд изучить, каким образом автор использовал наши с Евгением Козловым материалы в своих в высшей степени личных целях. Эти намерения могут объяснить обращение с нашими материалами, вставки в текст, сокращения, опущения и изменения, а также многочисленные погрешности и ошибки. Иными словами, наш вклад служит не чем иным, как исходным материалом для тезисов Аллена Тагера, поэтому в некоторых существенных местах они «подправлены», чтобы соответствовать его целям. Каждая из этих «поправок» сама по себе может показаться незначительной, но в совокупности все они  преследуют одну определенную цель.

 

Несмотря на широкое использование материалов Евгения Козлова, Аллен Тагер не стремится представить в книге его творчество, о чем свидетельствует тот факт, что он не называет Козлова среди важнейших представителей Новых художников. Как в предисловии на странице 7, так и в перечне Новых художников на странице 231 напрасно было бы искать имя Козлова, в то время как имя Натальи Батищевой, естественно, присутствует. Возможно, причина в том, что творчество Евгения Козлова, как уже было сказано, не отражает наивного, детского взгляда на мир, что навлекает на него упрек со стороны Олега Котельникова: «нельзя относится к своей работе слишком серьезно!» (стр. 124).

 

Творчеству Евгения Козлова в книге отводится другая задача.

 

Во-первых, фотографии Евгения Козлова служат иллюстрациями к историческим событиям. В особенности это касается фотографий со встречи экспрессионистов 1983 года и с выставки «С новым годом» 1985 года, которые подтверждают связь Аллена Тагера и Натальи Батищевой с Новыми художниками. Впрочем, так как данные ко многим иллюстрациям приведены неверно, они не имеют исследовательской ценности. Ошибки в подписях, опущения, путаница, а также многочисленные изменения, которые при всем желании нельзя принять за случайные погрешности, относятся к 40 фотографиям. В двух случаях Аллен Тагер приписал себе авторство фотографий, причем в обоих случаях это практически исключено. Так как в обоих случаях речь идет о фотографиях со встреч художников, остается лишь предположить, что таким образом Тагер хочет доказать, что присутствовал на них. Список ошибок и исправлений приводится в другой статье.

 

Во-вторых, фотографии и портреты Евгения Козлова служат еще одной цели: они являются свидетельством сомнительных, по мнению Тагера, черт характера Тимура. Аллену Тагеру не достаточно отказать Тимуру Новикову в оригинальности. Тагер ставит под вопрос добросовестность Тимура, обвиняя его в мелочности: его, якобы, заботила лишь собственная персона, а не искусство само по себе: «Да, для личности и ее мелких интересов он сделал все возможное. Но не является ли творчество функцией души, а не личности?» (стр. 181).

 

Это заявление подкрепляется комментарием к написанному Евгением Козловым в 1988 году «Портрету Тимура Новикова с костяными руками»: «Закрыв повязкой правый глаз Тимура, Евгений Козлов пророчески изобразил начало доминирования личности и ее мелких интересов, в ущерб жизни души» (стр. 232). Если бы Аллен Тагер потрудился посмотреть картину в цвете, например в каталоге выставки «Удар кисти» 2010 года, который у него, конечно, имеется, или на нашем сайте, то смог бы убедиться, что правый глаз Тимура не закрыт повязкой. На самом деле в него вставлен ярко-красный монокль, сквозь который глаз ясно виден. На черно-белой репродукции монокль получился слишком темным, и поэтому кажется, что он закрывает глаз. Кроме того, из интервью с Евгением Козловым, которое Тагер сократил, он мог бы узнать, какие художественные цели автор преследовал в этом портрете. Тогда бы ему не пришлось гадать на кофейной гуще. Портрет Евгения Козлова изображает сложную личность Тимура гораздо шире, чем хочется думать Тагеру:

 

«На моем портрете Тимура Новикова 1988 года показан не Тимур, а то состояние, в которое он в конечном итоге перешел. В этот портрет привнесены художественные элементы, кажущиеся обозначением смерти или бессмертия: подробно и тщательно выписанные костяные руки, детали которых настолько мелки, что видны, только если стоять прямо перед полотном. Эти элементы строят яркий диссонанс, усиливающий энергию Тимура по отношению к Городу, в котором мы жили […] Одновременно они показывают, что я понимал его и свою роль в современном искусстве. Это же обуславливает и разнообразие красок на лице. Лицо – центральный элемент картины. Оно не потеряет своей выразительности, даже если убрать руки и вообще все, что его окружает. Но если это все оставить, то тем самым дается гораздо более богатый исходный материал для проникновения в внутренний мир».

 

Такое описание дает больший простор для широкого понимания изображения, ведь творчество Евгения Козлова  - это далеко не творчество банальной символики, где, как в школе, отдельным элементам можно приписать определенные значения. Значение или смысл картины всегда возникает только из ее целостности, а целостность всегда диалектична, а не одномерна.

 

Подтверждения своему предвзятому мнению Аллен Тагер ищет и в фотографии Евгения Козлова с нанесенным на негатив штрихованным рисунком (стр. 218), на которой изображен Тимур Новиков: «Евгений Козлов пророчески показал суть той мрачной энергии, которая вдохновляла Тимура. В работе на стр. 237 мы видим другого наставника Тимура». В комментарии к фотоколлажу на странице 237 мы читаем следующее пояснение по поводу этого «наставника»: «Евгений Козлов, как никто другой, сумел изобразить сущности, вдохновляющие Тимура».

 

То, что Евгений Козлов обладает особым чутьем на глубокие душевные и духовные аспекты человека, что проявляется в композиции картины – это одно. По этой же причине мы опубликовали его портреты художников в цвете. Приписывать картине некий смысл и использовать эту интерпретацию в качестве доказательства своих тезисов, призывая произведение искусства в свидетели – это совершенно другое.  По словам самого художника, рисунок на фотографии на странице 218 изображает противоположность личности Тимура, а не его второе я. Интерпретировать произведение искусства можно по-разному, и зритель ни в коем случае не обязан интерпретировать так же, как художник. Но если уж зритель берется интерпретировать, то должен обозначить свою интерпретацию как возможную, а не выдавать ее за замысел художника.

 дальше >> «Чистота намерений, чистота мотивации», стр. 3

наверх